Электрические киты [litres] - Александр Касаверде

мотоциклах за нашей техничкой. И Леха, несмотря на то что никогда не участвовал в гонках на трассе, всегда вырывался вперед, делал всякие трюки типа вставал на заднее колесо или резко тормозил и держал баланс на переднем. И все ждал, что все будут кричать «вау», но, так как он делал эти трюки постоянно и еще при этом вел себя как похабник, никто ему не аплодировал.

За рулем нашего «спринтера» сидел парень по кличке Медведь. Лет двадцати пяти на вид. Правда похож на медведя, такого угрюмого и коренастого.

– Йо, ты знаешь, за последние два года не было ни дня, чтобы я не курил.

– Чего?

– Бро, я говорю, не было ни дня, чтобы я не курил после отсидки.

И я смотрю на Лану с таким вопрошанием: ты во что меня, блин, втянула? После какой отсидки? Лана пожимает плечами, будто это прикольно. Говорит глазами: «Ну это новый опыт, ты же хотел? Чтобы сегодня не было таким скучным, как вчера».

Третий член команды – Аксель, интеллигентный парень с длинными, вьющимися волосами и мягким голосом, говорил всегда на полтона тише, так что окружающие должны были прислушиваться к его речи. И очень медленно, но это, может, потому, что он прибалт. Родился в Литве, жил в Москве и по всему миру тренировал команды по кольцевым гонкам. На шлеме его была наклейка с советским Винни-Пухом. За всю дорогу с ним я общался меньше всего. Аксель говорил только с Костей и Рупой и только по гонкам. Говорил об углах поворота, скорости, сцеплении с землей на разных поверхностях. Вот честно, я даже не помню, чтобы он за столом там перечницу попросил передать, а если и просил, то скорее взглядом или кивком. И ты поди пойми, сам он такой молчаливый или просто считает тебя придурком и поэтому с тобой не говорит. Я, если честно, так и не разобрался.

В общем, профессор, вы не обижайтесь, что я так представил ребят и что они особо в этой истории ничего не наворочают и не устроят никакой драмы в последней сцене с горой трупов, где кто-то кого-то пырнул, кто-то отравился, утопился и еще парочку казнили, чернуха, одним словом, за которую престарелые извращенцы платят деньги. Нет, я просто хочу рассказать историю как умею, да и трупы будут, и это совсем уже не спектакль какой-нибудь, а жизнь. Но в вашу защиту, профессор, скажу, что в университете вы все же были моим любимым преподавателем. И знаете почему? А все дело в ваших историях про женщин и любовные похождения. Поэтому, если вы вдруг читаете эти строки, знайте, что вы лучший!

Может быть, я так тебе скажу, что суть литературы в этом и заключается! Рассказывать о том, как любили другие, те, кто жил до нас, и вот они больше всего не хотят, чтобы мы это чувство утратили. Хотят передать нам науку о том, как высекать огонь из камня! Может такое быть? Я думаю, что да. Особенно сегодня. Когда уже с роботом можно любиться. Вы же читали, что японцы уже выпустили робота, который во всех смыслах может заменить спутника жизни? Так вот я и спрашиваю: кто тогда научит нас любить в это темное время? Литература и Борев. Больше некому. Так вот, про Борева.

Значит, можешь представить. Он стоит такой в черном пиджаке на манер японского кимоно со сливообразными пуговицами деревянными. Чудаковато выглядит, одним словом. И вещает:

– Большинство плохих рукописей, о мои дорогие студенты… – (Да, я не выдумываю, этот чудик так и говорил: «О мои дорогие студенты»!) – Так вот, большинство плохих рукописей начинается с классической сцены: мужчина просыпается в постели с незнакомой женщиной. И пытается вспомнить, что было вчера. Он в диком похмелье и потерял память. Может быть и такое, что женщина мертва. И вот герой пытается найти улики, которые бы привели его в чувство, дали намек на то, что произошло. И далее основной сюжет книги строится на разгадке того, что привело женщину в эту постель и какие у них были отношения с героем.

И дальше интересно продолжает. Я запомнил прям слово в слово:

– Опыты любви должны происходить только после того, как вы хорошо друг друга узнали. И знаете почему? Потому что любовь – она как книга, вы получаете от нее удовольствие, когда у вас есть общая память, внутри которой вы существуете. Запомните, о мои дорогие студенты, общая память! И любовь происходит именно в этом пространстве общей памяти. И никогда не начинайте рукопись с того момента, как герой просыпается с незнакомкой в одной постели.

И вот я вспоминаю лекцию любимого профессора, а сам в это время сижу похмельный в техничке и чувствую себя как герой дурной рукописи… Только я проснулся не в какой-то там непонятной постели, а сидел во вполне комфортном «мерседесе-спринтере», пропахшем маслом и автозапчастями, и мы мчались на запрещенные гонки с мифическими ангелами ада.

Рили? Я вроде еще вчера был прилежным первокурсником. Какими же, блин, иллюзиями я себя накачал, что оказался здесь? Киты? Рили? Похоже, я просто переел феназепама – или чем там меня напичкала моя тетя-русалка?

Щепотка любви

Мы только пересекли Котловку, это от Минска в двух часах где-то, пограничный пункт с Литвой. И сейчас гнали в Вильнюс. Я смотрю в окно, внутри скребут кошки. И я понимаю, что так дальше не могу.

Пинг-пинг.

Я вытаскиваю телефон.

– Ты где, сын?

– Я… да я тут, с друзьями, все норм.

– Я завтра заеду к тебе, хотела продуктов привезти, ты же ничего не ешь, наверное, как всегда.

– Завтра, может быть, к вечеру, давай ближе созвонимся, оки?

– Оки. И еще, я знаю, что ты переживаешь. Я тебе же не все сказала на похоронах. А должна была.

– Не парься, мам. Все норм.

– Тогда до завтра.

Я открываю на телефоне сайт с билетами. Смотрю Вильнюс – Москва. На вторник. 14:00. Время в пути двенадцать часов. То есть завтра вечером я буду дома. И я нажимаю «купить». И смотрю, как грузится страница сайта. И она грузится. И грузится. И мы где-то едем, где поля и леса и больше ничего нет, и это верный признак хренового интернета…Там-там-там… пять минут… там-там-там… шесть минут. Вот эта вот последняя очень долго тянулась. Уже начинаю нервно тыкать пальцем в страницу, думаю как-то подогнать время. И чувствую, что-то касается моей коленки. Я поднимаю голову. И вижу бирюзовые, глубокие и